Все мы, изверги, на одно лицо.
Мучительно завидую людям, которые могут делать то, что хотят, потому что хотят, и потому что их желания для них важнее чужих мнений, обстоятельств и многих других условностей.
У меня же, что ни желание, то комок адических противоречий и терзаний "могу ли я?" "должна ли я?" и напоследок (самое мерзейшее) "ТАК НЕЛЬЗЯ" потому что НЕ ПОЙМУТ. Кто не поймет, почему не поймет и не похрен ли мне, вообще-то, на его понимание, - я не знаю.
И тогда я чувствую себя снова испуганной, смущенной 12-летней девочкой, которая стоит в своем СДЮШОРе, в бассейне, на вышке, слышит внизу окрики тренера: "ДАВАЙ, ТЫ МОЖЕШЬ!" и смотрит в эту пустоту и бездну перед собой, и воздух как будто бросается в лицо, дует мощным поток и мешает сделать шаг, наполняет ужасом, как будто после этого шага меня ничего не ждет дальше. И эти несколько минут сомнений превращаются для меня в часы, когда каждый глухой стук часов на стене как будто совпадает с ударом моего сердца, которое в ответ сжимается, болезненно и судорожно.
Но когда я делаю шаг, когда я решаюсь, я как будто оставляю за собой не только доску и лесенку и других людей, но и все терзания, все дилеммы, и мне внутри свободно, горячо и пусто, как воздушному шару, который на свету как будто полон лишь гелием, солнцем, и бесконечной легкостью, которые отрывают его от земли и рук и тянут ввысь.
Такие дела.
У меня же, что ни желание, то комок адических противоречий и терзаний "могу ли я?" "должна ли я?" и напоследок (самое мерзейшее) "ТАК НЕЛЬЗЯ" потому что НЕ ПОЙМУТ. Кто не поймет, почему не поймет и не похрен ли мне, вообще-то, на его понимание, - я не знаю.
И тогда я чувствую себя снова испуганной, смущенной 12-летней девочкой, которая стоит в своем СДЮШОРе, в бассейне, на вышке, слышит внизу окрики тренера: "ДАВАЙ, ТЫ МОЖЕШЬ!" и смотрит в эту пустоту и бездну перед собой, и воздух как будто бросается в лицо, дует мощным поток и мешает сделать шаг, наполняет ужасом, как будто после этого шага меня ничего не ждет дальше. И эти несколько минут сомнений превращаются для меня в часы, когда каждый глухой стук часов на стене как будто совпадает с ударом моего сердца, которое в ответ сжимается, болезненно и судорожно.
Но когда я делаю шаг, когда я решаюсь, я как будто оставляю за собой не только доску и лесенку и других людей, но и все терзания, все дилеммы, и мне внутри свободно, горячо и пусто, как воздушному шару, который на свету как будто полон лишь гелием, солнцем, и бесконечной легкостью, которые отрывают его от земли и рук и тянут ввысь.
Такие дела.